Записки Псиглавца

Когда женщина красит лицо, на этом самом лице появляется очень сосредоточенное выражение.
Собственно у некоторых женщин это единственные моменты в жизни, когда они выглядят хоть мало-мальски осмысленно.

Еду я, значит, на поезде "Конотоп - Нью Йорк" в метро (москвич, хуле). А напротив меня сидит жаба с воооот такими буферами барышня симпатичная. Сидит, что важно, в ракурсе "3/4". Брюнеточка. Носик точеный, глазенки большие-красивые, реснички длинные, бровки с изломом, губки-подбородочек, волосы ярко-черные волной. Фигурка не то, чтобы модельная, но третий сорт - не брак очень даже ничего. В общем ебать и ебать приятно глазу. Ну я и поглядываю время от времени, дабы не смущать, тихонько гоняю в кулачок радуюсь. Поезд доезжает до моей станции, поднимаюсь прохожу мимо, и смотрю на барышню анфас. А у ей на правой ноздре - пирсинговый "гвоздик", ну и краснота при такой жарище неизбежная. Меня как из ушата окатило. Пустышка! чуть не стошнило.

У меня вот вопрос: НАХУЯ ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ? Ну ладно бы всякие крокодилицы висложопые, которых уже ничем не улучшишь и не ухудшишь. Но и такие, от которых глаз не оторвать?

Женщине не нужно много ума, - так, нам довольно, если попугай отчетливо произнесет хотя бы несколько слов.

Джонатан Свифт

Мы познакомились, кажется в 92-м году, для меня это было не лучшее время.
Её нельзя было назвать красавицей, но у нее были красивые глаза и роскошные рыжие волосы, прекрасная стройная фигура, гладкая кожа и хороший собственный запах. Она мало разговаривала, была совершенно неприхотлива в быту, а одеваться со вкусом я ее со временем научил.
В постели она была просто великолепна. Лучше чем кто-либо до и после.
Проблема была только в одном. Она мне была неинтересна. Я не был с ней ни груб, ни холоден, меня вполне устраивало, что она рядом со мной, я был к ней даже привязан. Но мне был неинтересен её внутренний мир, её суждения и главное - мне не нужна была ее любовь. А она меня любила. По-настоящему.
В какой-то момент, понимая, что дело заходит слишком далеко, я попытался прекратить отношения. Но она сказала "не уходи, я не могу без тебя". Я остался. И начался кошмар.
Почти каждый раз, напившись (а не пить находясь рядом со мной невозможно), она стала закатывать мне истерики. Она поняла, что криком и рыданиями меня можно не просто вывести из себя, а довести до полуобморочного состояния, до бешенства, до слез, до отчаяния. Я пытался с этим что-то делать, но такие сцены повторялись снова и снова. Наши отношения становились всё хуже. Несколько раз я говорл ей, чтобы она оставила меня, но она отказывалась. Пытался прекратить отношения сам, но она снова приходила ко мне. Однажды пытаясь прекратить очередную пьяную истерику я её избил, причем сильно. Она ушла, но через три недели вернулась.
Я стеснялся брать ее с собой в гости - она могла устроить сцену и на людях. Я уже совершенно не хотел её - её, прекрасную любовницу, от её запаха меня трясло. Однажды она спросила: "что я для тебя?" Я ответил: "Ты - пиздец моей жизни".
Как ни странно, история кончилась хорошо. Я ушел от нее к своей нынешней жене. Она довольно быстро вышла замуж за очень приятного человека, родила ему ребенка и, насколько я знаю, вполне счастлива.
Я до сих пор не могу избавиться от чувства огромной вины перед ней.
Она не обязана была быть идеальной.

I

Еще одно утро, летнее утро, когда за окном воркуют горлицы и вопят дети, когда и без похмелья болит голова, и крутит плечевые мышцы (старый, хорошо знакомый признак). Когда не помогает ни горячий душ, ни дорогой зеленый чай, ни запах любимого парфюма.
Телефонная трубка тяжела как двухпудовая гиря. Будильник тикает обратный отсчет к тому моменту, когда надо будет встать, надеть темные очки и спуститься по лестнице в чужой, измучивший меня город, навстречу еще одному бесконечному, потному, бесцельному, полному ненужных встреч и бессмысленных разговоров дню.
Навстречу новым печальным открытиям и ощущению погружения в раскаленный зыбучий песок, вибрируя, как перегруженный трансформатор, отвечая за все ненужное, среди людей, которые смотрят собачьими глазами.
Сломав об колено ненужную любовь, одержав очередную полную и бессмысленную победу.
Превращаясь снова и снова и оставаясь до омерзения все тем же.
Всё то же,
Всё там же,
Всё так же.

II

Чувство циничной мудрости, ощущение понятности и контролируемости мира - та ловушка, в которую попадают чересчур уверенные в себе люди. Сперва сооружаешь себе броню, потом появляется ощущение безопасности, перестаешь бояться, и вот с тобой происходит нечто, разрывающее эту броню изнутри, вдребезги, в клочья.
И остаешься беззащитным среди обломков.

III

Она проснулась и посмотрела на меня.
И в её взгляде было...
Ну, примерно так: представьте, вы несетесь по дороге в мощной красивой открытой машине. Дорогая аудиосистема гремит музыкой, сияет солнце, вам очень хорошо и чуть-чуть страшно от сумасшедшей скорости. Входя в поворот, вы слегка нажимаете на тормоз - и вдруг педаль проваливается в пол... И то, что вы почувствуете, прежде чем машина вылетит с дороги, и разобьется всмятку - вот это я и почувствовал, заглянув в её глаза.

А через несколько месяцев, когда всё уже было понятно, мне приснился сон. Будто бы мы с ней полетели в Бангкок и там в первый же день разругались вдрызг, и я, хлопнув дверью, ушел из отеля бухать в какие-то блядские кварталы и напился до беспамятства. И вот проснувшись внутри сна, я почувствовал, что рядом со мной лежит женщина. Я с тоской подумал, что это какая-то снятая мной по пьяни тайка, но, повернувшись, увидел крепкое белое плечо с родинкой. И мне стало бесконечно хорошо от того, что я не изменил ей, что вернулся, и она пустила меня. А потом я проснулся по-настоящему, один, в зачуханной съемной квартире, в мерзком северном городе. И мне стало так тошно, как не было еще никогда.

А еще несколько дней спустя я сорвался. Я сидел на кровати в этой самой квартире и плакал. Я сказал: "пусть не тебе, пусть твоему сыну когда-нибудь будет так же плохо, как мне сейчас, пускай кто-нибудь поступит с ним так же, как ты поступила со мной".

На следующий день я купил билет в Москву. Она поехала со мной в аэропорт и сказала, что любит меня. И по её глазам я видел, что она не врет. Но мне было уже всё равно.

IV

Ты хотела, чтобы было больно? Тебе будет больно.
Только не так как ты думаешь. Ты не поняла, с кем затеяла играться. Не учла разницу в калибре.
Больно - это не твои дешевые мазохистcкие штучки. Не придушить понарошку, не грубости в койке. Не бытовые издевательства. Не щелчки по самолюбию.
Больно - это когда пусто и нечем заполнить. Когда холодно и никогда не согреться. Когда сегодня - то же, что вчера, но еще хуже. Когда кричишь криком, а говорят - "истерика". Когда всё есть - но не для тебя. Когда - показали, но не впустили. Когда знаешь - теперь уже поздно.
Ты хотела, чтобы было больно? Я сделал тебе больно. Я хотел быть с тобою нежнее нежного, вытирать твои глупые слезы, решать твои дурацкие проблемы, возиться с тобою как с ребенком, хотел защитить тебя от этой подлой ледяной жизни.
Но ты изволила желать, чтобы - больно. И я сделал больно.
Ты хоть поняла, что случилось? Или в твоих мозгах все та же тяжелая холодная муть, все те же дешевенькие трусливые мыслишки, все та же жалкая обидка?
Скажи, тебе хотя бы больно?
Тебе больно, сучонка?
Мне - больно.

V

Вниз, вниз, вниз, не спеша.

Мои часы (наполовину подделка, корпус швейцарского хронометра, но внутри дешевый кварц) странно сошли с ума: секундная стрелка то месяцами стоит неподвижно, то вдруг снова начинает ходить.

Боль утихает и рассыпается по телу сонмом мелких нестрашных болячек – десны, желудок, суставы. Боль оседает, словно донный ил. Пальцы дрожат, по утрам прокуренные легкие рвет кашель. Но я привык.

Вниз, вниз широкой медленной спиральной лестницей – в темноту.

Сильные гены, упрямство с виду хрупкого, но надежно скроенного тела, здравый смысл и ирония помогают замедлить это движение. Пока.

Вниз, вниз, вниз.

Поезда, самолеты, города, гостиницы, съемные старушачьи квартиры, такси и ободранные наемные машины, убогие офисы провинциальных царьков, бары с дешевой выпивкой, плебейская музыка. Девки с пустыми глазами лузгают семечки.

Бессмысленный бред модных книжек на сон грядущий.

Работа, смешная глупая работа. Гений по вызову, твою мать.

Вниз, вниз, вниз.

Алкоголизм и депрессия качают меня из стороны в сторону. Словно пологие, мощные душные волны – потерявшую управление лодочку.

Вниз.

Мне не страшно и не жалко. Я засыпал под грохот водопада, я стоял с закрытыми глазами на склоне и впитывал горячий запах горных трав, я видел мерцающее в темноте тропическое море и чужие звезды на перевернутом небе. Я смотрел, как алмазно сверкает в электрическом свете нетронутый сухой снег.
Я просыпался ночью, и лежал, улыбаясь, слушая ровное дыхание рядом с моим плечом. В семь утра на карнизе двадцатого этажа я думал о шаге вперед. И мне не было страшно.

Я видел достаточно. Я иду вниз.

Не спеша.

Фашизм - это не концлагеря, не "перевешать всех жидов" и даже не торжество быдла, упоенного мифом превосходства по крови.
Все начинается с лучших чувств. С ощущения, переходящего в уверенность, что мир изначально прекрасен, но тупость, равнодушие и жадность людей отравляют и разрушают его.
Потом приходит мысль, что сильные, морально чистые и смелые могут объединившись ли, или геройскими усилиями одиночек пойти против этой подлой системы, и разрушить ее, восстановив связь времен и гармонию жизни.
Как правило, этому соблазну поддаются энергичные и деятельные человеки, с артистическим воображением, увлекающиеся и не склонные к излишнему рефлексированию.
Дальше начинается ловушка. На вопрос "кто виноват"? можно дать только два вразумительных ответа. Первый ответ, "все", не устроит идеалиста, полагающего, что люди от природы хороши и чисты. Остается второй ответ: "они". "Они" - это безнадежно испорченная часть людей, растленная настолько, что исправить их нельзя уже никак. Это раковая опухоль, отравляющая все вокруг. "Они" связаны круговой порукой и переделывают мир в собственных интересах, подавляя и одурачивая простых людей, душа все здоровое, что есть вокруг. Нужно "их" изоолировать, вырвать с корнем, уничтожить, и тогда, со временем, все исправится.
Кто "они" - вопрос конкретной ситуации. Евреи, негры, турки, кавказцы, масоны. Даже не обязательно это национальность или раса (хотя обычно так, ксенофыобия тлеет в каждом из нас), может быть и просто социальная группа или просто "вырожденцы"... А концлагеря и прочее - это логическое завершение.
Конечно, это не обязательно так прямолинейно.
Но магия "простых и ясных" решений присутствует обязательно.